Алексей Макеев - На полшага впереди смерти
– Кореша нехорошими словами обзывал. Петухом. Это, значит, я с петухами корешусь, так?
Палец еще потянулся.
– Не, ну вырвалось. Извини!
– За языком следить надо. Поехали к Черепу. Обсудим. Где он сейчас.
– Да ты чего? – заволновался жиртрест, которого не на шутку взволновала перспектива такого его позорного возвращения к родному атаману.
– Поехали. За петуха ты еще не ответил…
Стройбат загрузился с жиртрестом в джип – старый, скрипучий, но зато очень большой – как раз народ пугать. В провинции с деньгами не особенно густо у всех, даже у братвы, но выглядеть авторитетным бандитом хочется. Да и все эти деревенские понятия и фокусы пустой треп, ребята застыли в девяностых. Клоуны – одно слово.
Черепа нашли на рынке в подсобке. Он барабанил пальцами по клавиатуре компьютера. Худой, невысокий, с наголо бритой головой, лет под сорок, с примесью кавказской крови, физиономия наглая и глумливая – типичный блатной проныра.
– Во, Череп, гостя привел, – пробормотал, понурившись, жиртрест, сильно уставший от ощущения, что ему целятся в бок из его же ствола.
– Кого? Откуда? – не понял Череп.
– Кореш Душителя.
Череп посмотрел на Стройбата и расплылся в улыбке:
– Чего, бабки за него принес? За его долги решил впрячься?
– Нет, Череп, это ты мне должен. – Стройбат оттолкнул толстого, умело ударив его по голове рукояткой, выведя из строя в третий за сегодняшний день раз. И взвел курок.
Местного преступного авторитета проняло:
– Ты чего, из бродяг, что ли?
– Ну не из мужиков, точно, – хмыкнул Стройбат, демонстративно целясь в лоб собеседнику.
– Ты волыной не балуй. Глянь на ситуацию трезво. Зиновий мне должен. Если я слабину дам, ему прощу, меня скоро здесь не будет. Сожрут, как морковку, свои же.
– Запомни, Череп, я у него кантуюсь. И пока кантуюсь, чтобы никого из твоих шестерок на моем горизонте не было. Намек не поймешь – завалю не задумываясь. Твои меня вальнут – ответка прилетит, и тебе кранты по-любому. Это понятно?
– Понимаю, когда вынимаю, – буркнул Череп, но тут же прикусил язык, видя, как каменеет лицо гостя, и ощутив, что сейчас последует выстрел. – Ладно. Вкурил… А с долгом что?
– Я все сказал. Пока я там, вас там нет.
– А после того как съедешь?
– Делай с ним что хочешь.
– Тогда ладно, – повеселел Череп. – Помощь нужна будет – заходи. Перетрем, как серьезные люди – без предъяв и волыны.
– Подумаю. – Стройбат швырнул на пол револьвер и вышел из подсобки…
Глава 36
В ходе допросов прислуги и окружения Гольдиной сложилась следующая картина. Вован, наслаждаясь жизнью, каждый день хлестал элитный коньяк. Обычно выпивал грамм сто вечером, перед сном. Бутылка стояла в баре, на видном месте. Маргарита коньяк не пила, зато нередко прикладывалась к итальянскому вину.
После того как Маргарита рассчитала прислугу, в квартире несколько дней, кроме нее и любовника, никто не появлялся. Что характерно – бутылки коньяка во время обыска не обнаружено. Конечно, поскольку яд действовал не сразу, Вован сам мог ее выбросить, но тогда она была б в мусорном ведре.
В квартире имелась достаточно серьезная сигнализация, правда, выведенная на частное охранное предприятие, а не на отдел вневедомственной охраны. Сработок сигнализации не было. Значит, постороннее проникновение исключено.
Отсюда следовал один вывод – только Маргарита имела возможность подсыпать яд в коньяк, а потом выбросить бутылку, чтобы экспертиза не смогла найти в ней следы отравляющего вещества. При этом, правда, умудрилась забыть о фужере, но душа женщины потемки.
– Никто его, гада, не травил, – шмыгала она носом перед следователем. – Перепился коньяка и помер. Или каких-то лекарств нажрался.
– А где бутылка от коньяка? – спрашивал Титов, принявший дело в производство. – С ваших слов, там еще половина содержимого оставалась.
– Да не помню. Кажется, со злости, когда он шевелиться перестал, в окно выбросила!
– Там ничего не обнаружено.
– Ну а я знаю, почему? Подобрали.
– Тогда бы были еще трупы. Тех, кто подобрал.
– Не знаю!
– Вы задаете моей подзащитной вопросы, выходящее за ее компетенцию, – вставил пожилой еврей-адвокат. Этот дорогостоящий и ушлый крючкотвор умело манипулировал подзащитной, не давая ей лишний раз открыть рот. Он боялся, что она поплывет – а она была близка к этому.
На следствие началось давление. Титову намекнули, что если нет железобетонных оснований держать под арестом бедную вдову, отпускай ее под подписку или залог. Интересно было узнать, кто пытается влиять на следствие, но пока таких возможностей не было.
Через сутки после задержания Капанадзе приехал к Титову. И следователь только развел руками:
– Для ареста слабоваты у нас позиции. Суд не санкционирует. И мое руководство начинает задом вилять.
– Что предлагаешь? – спросил Капанадзе.
– Версия у нас красивая, но пока это не более чем версия.
– И что, отпустить ее? – возмутился Капанадзе. – Мужа угрохала. Теперь любовника. И все на свободе! Не слишком ли все у ней в жизни гладко получается?
– Пролетарское негодование разделяю, – кивнул следователь. – Но мы в рамках закона.
– Да знаю я.
– Думай, что еще можно сделать.
– Думаю, – буркнул Капанадзе.
Звучит солидно – думаю. На самом деле никаких умных мыслей по формированию доказательственной базы в голову не приходило. Но, как говорится, не имей сто рублей, а имей сто друзей. Позвонил Кунар и попросил о срочной встрече. В таких случаях не отказывают.
Они пересеклись у метро «Пушкинская». Капанадзе подсел в просторную «Ауди» и осведомился:
– Чего стряслось?
– Да у меня все ровно, – отметил Кунар. – Хотел тебе подарок сделать.
– Люблю подарки. Если они по делу.
– У Маргариты хата была своя. Для свиданок и душевного уединения. О ней никто не знал.
– Но ты как-то узнал.
– Один из любовников ее старых напел. Жорж Кумачев – есть такой стриптизер известный, гроза слабого пола.
– Слышал, – кивнул Капанадзе, в очередной раз убеждаясь, что мир тесен.
– Ну да, стриптизеры ныне медийные фигуры. – Кунар протянул бумажку с записанным адресом. – Это в Крылатском.
В тот же вечер Титов и Капанадзе отправились по адресу с неотложным обыском. Соседи, посмотрев на фотографию Гольдиной, подтвердили, что именно эта женщина снимала квартиру и время от времени приезжала туда с различными мужчинами.
Ключей не было, пришлось ломать дверь. Следственная группа перерыла двухкомнатную квартиру с аккуратным евроремонтом, осмотрели все.
И за ванной отыскался пакетик со специальным пластиковым контейнером для токсичных веществ.
Что показательно, в нем был тот самый токсин, который послужил Вовану пропуском в мир иной.
На контейнере обнаружен отпечаток пальца Гольдиной.
Суд санкционировал арест, и Маргарита прописалась в камере.
Глава 37
– Нам на лекции прикол рассказывали, – объявила Принцесса. – Это еще в древности глубокой было. При советской власти. В семье одной отношения такие милые были – то он ей в глаз, то она ему сковородкой промеж ушей. Потом после очередного скандала с визгами, писками и битьем посуды телка пропадает. По сигналу родственников милиция к этому мужику с претензией – мол, что за шум-гам, где второй субъект скандала? А нет никого. Зато кровь есть. Его за цугундер, он в полувменяемом состоянии. Говорит – да, жену уконтропупил и в лесу закопал. А место, хоть убей, вспомнить не может. За все про все ему червончик гуманный советский суд выписал.
– Какой слог, – произнес аж заслушавшийся Капанадзе. – Какая экспрессия.
Утреннее совещание, проходившее в кабинете в отделении, где собрались его немногочисленные подчиненные, засияло новыми красками.
– Как умею, – огрызнулась Принцесса. – Так вы дадите девушке высказаться?
– Высказывайся.
– Так вот, по условно-досрочному этот кент откинулся. Как-то в Питер из Москвы приехал. А навстречу ему благоверная идет. Он в крик. За шкирман ее и в околоток. Ну она и разнюнилась. Не могла, мол, с таким козлом жить. Собрала манатки и умотала, а чтобы не искал, другой паспорт каким-то образом выправила и нашла свою любовь до гроба, счастлива и на позитиве вся. А он, значит, ни за что червончик мотал… Вот такая мелодрама.
– Хрена себе мелодрама, – возмутился Айфоныч. – А он зачем на мокруху покололся, баран?
– Говорил, умопомрачение нашло. После драки с ней стал думать, что действительно ее грохнул. И признался в том, чего не было.
– Ну и к чему ты это? – спросил Йог.
– А к тому, что у нас в юриспруденции сложился принцип – нет тела, нет дела. Пока не установлен факт смерти, так никто париться с возбуждением дела не должен.
